Они двигались по улицам города, обычно, не торопясь, степенно, спокойно обходя обгоняемые ими человеческие тела и не уступая обгоняющим их и идущим им навстречу прохожим ни пяди. Небольшими стайками, одиночкой, куда-то всё идущие по своим собачим делам, практически никогда в дневное и вечернее время не лающие, эти, бывшие когда-то довольно породистыми, но брошенные теперь своими хозяевами на произвол судьбы, ставшие бродячими, полуголодные, печальные псы являлись будто немым укором безразличным, жестоким, эгоистичным существам, называющим себя почему-то гордым и красивым именем люди. Иногда они останавливались где-нибудь в сторонке, садились, отрешённо смотрели на происходящее вокруг, и в их тоскливых собачьих глазах читалась какая-то неведомая человеку особенная грусть, сплетённая со стоической терпимостью, покорностью судьбе, превратившей их в никому не нужных, грязных и больных четвероногих изгоев. Но, несмотря ни на что, в глазах этих печальных собак совершенно не было никакой злобы. Впрочем, в них не было и добра.
Я смотрел на этих собак, на людей, суетливо проходящих мимо них, и думал: Неужели и тех, и других, сотворил один бог ?
Вот на этой минорной ноте я раскланиваюсь. Счастливо. |