Много я ездил по России и бывшему СССР, где только не был в командировках, даже на Дальнем Востоке был, 11 дней поездом ехал, правда, меня потом тошнило при словах вагон, купе, железная дорога. Так что видел я всяких земель, но скажу одно, лучше наших мест я не видел, Русский Север он и есть Русский Север. Хотя зимы у нас порой бывают суровые, минус 40 пару недель каждую зиму бывает, а минус 45 через зиму, но переносятся довольно легко, мало бывает ветров, тайга-с. Леса необъятные, хоть и вырубают их сейчас хищнически, и зверья в них немеряно, ягод, грибов, с голоду в лесу умереть нельзя, только супер ленивый загнется, но вот заблудиться в них - что чихнуть, век искать будут и не найдут. В течение года 2-3 человека навсегда уходят в лес, как тут у нас говорят. Когда здоровье позволяло, и когда я еще не изменил своего отношения к охоте, я по 2-3 недели проводил в тайге. У меня была своя охотничья избушка, которую мне передал один старый (сейчас уже покойный) охотник, это было убежище от всего, если Вы меня понимаете. Я уходил туда один, (по натуре я одиночка), припас готовил загодя, заряжал около сотни патронов, покупал гречневую кашу - концентрат, упаковок 15, сахар - обязательно кусковой, его просыпать нельзя. Раньше сушил сухари, но потом стал брать просто муку, приспособился в печке, в избушке, печь лепешки. И хотя за зиму, все было продумано неоднократно, рюкзак получался увесистый, но как говориться своя ноша не тянет. Приходило время отпуска, и я, закончив все дела на работе и по дому, начинал собираться, обычно это было 5-6 сентября. Наступал день, когда я начинал собираться. До сих пор помню то радостное чувство сборов, а уж как собака моя радовалась, по-моему, она радовалась больше меня. Тогда была у меня охотничья собака, звали её Лада, это была русскоевропейская лайка, черно-белый окрас, очень добрая, и большая умница. Когда, я начинал собираться, а жила она у нас на кухне, в квартире начинался бедлам, собака носилась по квартире, собирая наши вещи, она отлично знала где, что лежит. Вытаскивала из под дивана болотные сапоги, совала нос в рюкзак, да так, что вся туда залазила, и рычала там внутри, пока я её не вытряхивал оттуда. Затем притаскивала свою миску, пыталась её в рюкзак всунуть, я ей не позволял, но она не обижалась, тащила какую то другую вещь, например свой коврик, и тоже пыталась всунуть, короче, проявляла самое большое участие и рвение. Потом мы ехали на автобусе, затем на маленьком таком паровозике, (достойном, наверное, места в музее) по узкоколейной железной дороге, а потом очень долго шли пешком, потому, как, рюкзак был очень тяжелый. Когда приходили, она тут же бежала проверять свои старые заначки, естественно там ничего не было, так как за прошедший год звери все съедали. Я собирал дрова, что бы растопить печь в избушке, а она вокруг меня скакала кругами, радовалась. Потом, наломав пихтовых веток, я начинал выметать накопившийся за прошедший год мусор, готовить так, сказать, праздничный ужин, а она, устроившись на топчане, черными глазами наблюдала за мной, иногда тихо порыкивая, как будто давая советы. Затем, уже далеко за полночь, при свете свечей мы садились с ней ужинать, ей доставалась печеная картошка, уж очень она её любила. А я, сварив котелок картошки, делал пюре с тушенкой и, пропустив стопочку коньяку, начинал ужинать, глядя в темный квадрат окна, на котором стояли две горящие свечи. Лада же, выклянчив у меня хорошую порцию пюре, дополнительно, шарилась под топчаном, что-то царапая лапами. После чего, мы с ней выходили из избушки на свежий воздух, я закуривал сигарету и смотрел в ночную тайгу. Она, кстати, тихой никогда не бывает, то ветерок шелестит, то деревья скрипят, то ночная птица что то кричит. Лада крутилась неподалеку, часто поглядывая в мою сторону, потом, освоившись, убегала в ночной лес к ручью, набродившись по нему, прибегала на мой зов мокрая, и всегда старалась отряхнуться рядом со мной. За все те годы, что я там был, я понял одну вещь, звездное небо в тайге особое, завораживающее, оно притягивает к себе, в него можно смотреть бесконечно, оно разное. Потом я шел в избушку, ложился спиной к горячей печке и засыпал мгновенно, спал крепко, без сновидений. Иногда меня правда будила Лада, из-за того, что тихонько забиралась ко мне на топчан в ноги, топталась по моим ногам как слон, устраиваясь поудобнее и засыпала, грея при этом мои ноги не хуже печки. Просыпался я довольно поздно, когда день был уже в разгаре, наверное, из-за того, что перед этим я изрядно нервничал и уставал. Но просыпался я всегда полный сил и хорошего настроения. Такого сейчас у меня почти и не бывает. Потом шел к ручью умываться, там к дереву была привязана пластиковая полуторалитровая бутылка с отрезанным дном, наливал в неё воды из ручья и, отвернув пробку, ловил на руки тонкую струйку воды. Вода в ручье была удивительно чистая и прозрачная, на дне были видны песок и мелкие камушки, мелкие рыбешки сновали туда сюда. Позавтракав остатками былой роскоши, попив чайку, я отправлялся бродить по распадку, там было несколько небольших озер, на которых всегда были утки. Подходы к озерам были хорошие, и без пары уток я никогда с озер не уходил. Дальше был сосновый бор, расположенный на нескольких невысоких сопках, а за ним низина, там росли осины, и можно было пострелять рябчиков. Набрав, десятка полтора подосиновиков, в сентябре там грибов море, шел в избушку, поставив их вариться, я уходил собирать на ночь побольше дров, к ночи становилось прохладно. Насобирав и притащив дрова в избушку, я начинал заниматься грибным супом, в котелок с грибами засыпал суп из пакета, добавлял специй, какие только были у меня, рябчика, если удавалось добыть, и в результате получался замечательный суп. У меня было любимое место на склоне сопки, там росла большая сосна необычной формы, ствол её был очень толстый, причудливо закручен и изогнут, с многочисленными наростами и наплывами, она как будто пришла с картин Сальвадора Дали, местные охотники звали её 'чертово дерево'. Она была своеобразным ориентиром, охотники говорили, я был (у чертого дерева, за чертовым деревом, на север от чертого дерева). У её корней было несколько больших камней - валунов, а чуть подальше начинался очень глубокий и крутой обрыв, такой, что росшие внизу деревья даже вершиной не доставали его края. С этого места хорошо было наблюдать, как заходит солнце. Я туда очень часто приходил, садился и смотрел на тайгу, которая расстилалась у меня под ногами, в сентябре тайга очень красивая, так красива, что слов не найти, её надо просто видеть. На фоне безбрежного темно-зеленого ковра хвойных елей и сосен видны многочис - ленные желтые, багряные и оранжевые пятна лиственных деревьев, вместе они составляли необычную географическую карту. Видно было очень далеко, сколь хватало глаз, до самого горизонта, при желании можно было увидеть желтые реки, багряные озера, оранжевые города. Место то называлось просто, Гора. Солнышко камни нагреет за день, а ты сидишь и смотришь на мир, Лада набегается, сядет рядом со мной и тоже смотрит вдаль, задумчиво так, прижмется ко мне и смотрит на тайгу. Вот так и сидим, пока не стемнеет. Dok.
|